При этом ведомства фиксируют избыточность случаев неправомерного вмешательства государства в семейные отношения, в связи с чем предложен ряд изменений в Семейный кодекс и закон об опеке.
Детский омбудсмен Анна Кузнецова привела данные, согласно которым последние пять лет «постоянно увеличивается» доля детей, проживающих в семьях с доходами ниже прожиточного минимума: если в 2012 году эта цифра составляла 17,6%, то в 2016 году — уже 22%. В ходе заседания экспертного совета при уполномоченном по правам ребенка госпожа Кузнецова сообщила, что к омбудсмену «с просьбой о социальной поддержке за девять месяцев текущего года — уже 400 с лишним обращений», притом что за весь 2013 год таких обращений было 228. Госпожа Кузнецова назвала «крайне тревожным» положение семей с детьми, предложив провести «ревизию» мер соцподдержки.
«Совместно с Минздравом, Минтрудом, МВД, а также с участием Генпрокуратуры и Следственного комитета мы разрабатываем механизм взаимодействия по вопросам выявления и предупреждения нарушения прав и законных интересов несовершеннолетних детей,— рассказала представитель департамента госполитики в сфере защиты прав детей Минобрнауки Марина Лашкул.— Минобрнауки считает необходимым определить четкий порядок информирования служб, исходя из функций и полномочий каждой из них».
Госпожа Лашкул также сообщила, что ведомство готовит изменения, которые затронут нормы Семейного кодекса, федеральный закон об опеке и попечительстве, а также Гражданский процессуальный кодекс. Поправки должны коснуться резонансной темы отобрания детей. Напомним, в частности, в 2016 году в Новороссийске органы опеки забрали из семьи трехмесячного Родиона Тонких, обнаружив, как рассказывали его родители, что «в холодильнике не было еды». Широкую огласку получил и случай с отобранием в 2017 году приемных детей в семье Дель. «Мы предлагаем определить порядок рассмотрения судом дел об обоснованности незамедлительного отобрания ребенка органом опеки и попечительства,— заявила госпожа Лашкул.— Необходимо определить, что лишение родительских прав является крайней мерой». Госпожа Лашкул привела данные Верховного суда, согласно которым в 2016 году число ограниченных в родительских правах увеличилось (за год) на 6%. При этом судебные решения о лишении родительских прав либо об их ограничении, а также решения органов опеки об отобрании детей оспариваются «очень мало». «В 2015 году только 13 человек из 3444 случаев обжаловали факт отобрания ребенка органами опеки, а в 2016 году — 17 из 3288 случаев»,— заявила она. Статистика, по словам госпожи Лашкул, говорит об «избыточности применяемых мер или неправомерного вмешательства в семью».
Ведомство предлагает законодательно установить перечень случаев, когда родители могут быть ограничены в родительских правах. «Должна быть проведена работа по предоставлению родителям медицинской, психологической, педагогической, юридической помощи. Если это не приведет к результату, только тогда может рассматриваться лишение родительских прав»,— добавила представитель Минобрнауки. Также планируется закрепить возможность не только временного помещения ребенка, если он был отобран из семьи, в социальную организацию, чего сейчас требует закон, но и передачи его близким родственникам.
Необходимость постоянного мониторинга за семьей поддержала на заседании и представитель СК РФ Анастасия Подноскова. По данным СК, «в 2016 году от преступлений, предусмотренных ст. 105–107 (убийство, убийство матерью новорожденного ребенка, убийство в состоянии аффекта.) пострадал 481 ребенок, 120 из них — дети в возрасте до одного года, в отношении 140 детей преступление было совершено родителем». По мнению эксперта, многих подобных случаев можно было бы избежать, если бы заработал механизм взаимодействия социальных служб, который предлагает Минобрнауки. Она привела в пример несколько случаев, когда смерть детей наступала из-за асоциального поведения родителей или из-за недостатка средств на жизнь. Анна Кузнецова также поддержала эту инициативу, рассказав о смерти в одном из регионов девятимесячного ребенка: «Его 17-летней матери никакой помощи не оказывали, мониторинга ситуации не было».
