Для Михаила реформа детских домов опоздала на пару лет. Когда руководство детского дома начало с помощью фотографий и объявлений по радио искать для детей приемных родителей, он был уже подростком. Но семьи охотнее всего берут грудных детей или маленьких девочек. У подростков, которые уже бреются, мало шансов. «В свое время Михаила не удалось отдать в семью», — извиняется директор дома Ирина Орлова.

В свои семнадцать лет он все равно уже не нуждается более в воспитателях, отбивается Михаил. У него уже мужской голос, но улыбка осталась мальчишеской. В этот теплый день паренек сидит в шортах в кабинете психолога детского дома № 2 сибирского города Кемерово. Директор пригласила его сюда, чтобы он ответил на вопросы иностранной журналистки.

Из детского дома — на секретную службу

Она выбрала Михаила для этого специального задания, потому что он — очень целеустремленный, говорит Орлова, строгая, но приветливая дама пятидесяти с небольшим лет. Похвала директора смущает парня. «Миша хочет работать в Министерстве по чрезвычайным ситуациям», — сообщает директор тоном гордой матери. С его характером он хорошо годится в спасатели, считает она.

Если это не получится, то он хотел бы попробовать поступить в военную академию в Новосибирске или попробовать поступить на работу в секретную службу, говорит Михаил. Друзья рассказывали ему, как там «круто». Мальчики, выросшие в российских детских домах, часто идут на работу в государственные органы, однако редко делают карьеру. Им легче подчиняться в коллективе, чем самостоятельно принимать решения.

Сегодня детские дома России обеспечивают детей всем необходимым, но они не могут хорошо подготовить их к жизни. Во всяком случае не так хорошо, как это происходит в нормальных семьях. К такому выводу пришло и правительство. Поэтому за прошедшие годы были закрыты сотни детских домов. И несмотря на проблемы, все больше детей остаются у кровных родителей, все большее число детей забирают приемные родители, которые получают за это деньги.

Когда Михаилу было три года, одно ведомство пришло к выводу, что оставаться и дальше у родителей для него было бы опасно. Его семья была «не в порядке», говорит Михаил. Отца и мать лишили родительских прав. Отец уже умер, мать еще иногда звонит. Очень редко приходит. «Близких отношений у нас нет».

Сироты при живых родителях

Таких детей, как Михаил, в России называют «социальным сиротами». Их родители не умерли, но живут так, что скоро могут и умереть. Некоторые пьют, принимают наркотики, сидят в тюрьмах. Другие — слишком бедные, чтобы покупать противозачаточные средства или оплачивать аборты. Молодые матери без партнера оставляют в родильном доме младенцев, потому что они не знают, куда им податься. Да и нового мужа найти с ребенком труднее.

Российское государство легко сажает людей в тюрьмы. Оно лишает так же быстро и бескомпромиссно людей родительских прав и само создает большую часть социальных сирот. Долгое время устройство в детский дом, на длительный срок или на короткое время, было единственным средством помочь семьям в трудных жизненных ситуациях.

Новый дух в старых детских домах

У старых детских домов, закрытого мира за высокими заборами, была плохая репутация. Тот, кто там вырос и учился, считался несчастным бедолагой. Местные газеты еще и сегодня охотно пишут, когда речь идет о каком-нибудь воре или хулигане, что это, мол, «детдомовцы». Долгое время русские не очень охотно принимали у себя таких детей — и не только по экономическим соображениям. Плохие гены их родителей могли бы проявиться. Так думало большинство.

Насколько за это время детские дома открылись миру, видно по тому, как быстро и приветливо управление по делам молодежи в Кемерово отреагировало на запрос этой газеты. Посетить детский дом с фотографом? Никаких проблем. «Мы покажем вам все три дома». Через несколько дней прислали программу, в которой спланировано посещение каждого помещения. Спорить бесполезно. Это учреждение в Кемерово хочет показать, как хорошо оно осуществляет с сентября 2015 года новый национальный закон о детских домах.

Этот закон был написан, чтобы сделать жизнь детей более индивидуальной. Он предписывает создание маленьких групп, не более восьми детей вместо огромных спальных залов, постоянную воспитательницу вместо сменяющих друг друга по графику, посещение общественных школ вместо занятий в детском доме, сотрудничество с неправительственными организациями вместо уклонения от контакта с ними, социальную адаптацию вместо полного обеспечения. Дети должны научиться обращаться с деньгами, делать уборку и чистить картошку. Таким образом их хотят подготовить к жизни в семьях, старых или новых.

Перед домом Михаила, детским домом №2, стоят в ожидании тщательно причесанные дамы, впереди всех — директор Орлова. Двухэтажный дом из бетонных плит выглядит со своей площадью в почти 5,5 тысяч квадратных метров как одна большая пустая школа. В 2014 году здесь жили 249 детей, сейчас осталось 119, потому что Орлова очень эффективно выполнила свое новое задание. Фотографии, письма и видео детей показывали по всем региональным СМИ и находятся теперь также в базе данных сирот в интернете, которую поддерживают неправительственные организации. Листовки с информацией о том, как стать приемными родителями, выкладывались в автобусах и парикмахерских салонах, в банках и на родительских собраниях.

Из Кемерово, но также и из Москвы и других более отдаленных городов приезжали люди и забирали детей, прежде всего маленьких девочек. Все дети, кого можно было легко пристроить, уже нашли за это время новые семьи. Орлова показывает фотографию двух аккуратных детей в возрасте начальной школы, брата и сестру. Эту фотографию прислали их новые родители. «Когда эти двое были в детском доме, то они не выглядели такими хорошенькими», — говорит она. По детям виден детский дом, задумчиво говорит Орлова: «мало средств».

За четыре года вполовину уменьшилась и педагогическая команда Орловой — из 74 сотрудников осталось 32. Теперь широкие коридоры, библиотека с читальным залом, танцевальный и спортивный залы, мастерская и художественные помещения, бюро логопеда, маленький музей детского дома и православная домовая церковь с золотыми иконами часто выглядят покинутыми.

Все три дома прекрасно показали себя, но они словно стерильны. В читальном зале дома №2 словно случайно более взрослые дети обсуждают произведения национального поэта Александра Пушкина. В мастерской школьники начальных классов из проблемных семей, которые живут в детском доме лишь некоторое время, склеивают коллажи из пестрого картона. В танцевальном зале впечатляющее синхронно прыгают стройные девочки. Спаренные комнаты детей выглядят так, словно там никто не живет. Голые стены и подушки, которым чья-то рука придала форму. В одной из комнат девятилетний Антон разучивает у микрофона в сопровождении музыки Lasciate mi cantare для завтрашнего песенного выступления на фестивале детей-сирот. Симпатичный светловолосый ребенок из Сибири поет по-итальянски без акцента.

Успех гражданского общества

В детском доме №2 архитектор словно опередил свое время. Здесь уже есть небольшие жилые помещения со смежными комнатами, как этого теперь требует закон. В одном из двух других, более мелких детских домов, директор извиняется. Здесь и подростки спят еще в больших спальных залах, по 15 узких коек в каждом. Перестройка еще только предстоит, говорит она. Регионы должны сами найти для этого средства.

Открытие детских домов для общественности — это тоже успех пробудившегося гражданского общества России. Когда российский средний класс в начале прошлого десятилетия мог позволить себе автомобили и отдых за границей, выросло и число желающих помочь. Группы добровольцев посещали детей в домах. Они приносили одежду, продукты питания, упаковки памперсов, игрушки и освобождали от работы воспитательниц по выходным дням. В начале дефицит был во всем.

Не всегда добровольцев встречали с распростертыми объятиями. У руководства детских домов не было заинтересованности в том, чтобы читать в блогах о скандальном состоянии их учреждений. Правозищитные организации подтвердили, что порой в безнадежно заброшенных детских домах были случаи голода, небрежного отношения, а также жестокого обращения. Как это может быть, что мы — цивилизованная страна — так плохо заботимся о наших детях, спросил новый средний класс главу Кремля. Тогда президент Владимир Путин в 2012 году воспользовался моментом и предложил представителям гражданского общества выработать «Национальную стратегию действий в интересах детей», пятилетний план. Вероятно, его на это подтолкнули официальное давление и головокружительно быстрый демографический спад в стране. Россия буквально не может себе позволить не заботиться об уже рожденных детях, в то время как новые дети почти не рождаются.

Возможно, что этой стратегией Путин хотел вооружиться, чтобы ответить на следующий общественный всплеск, который и разразился в конце 2012 года, когда он запретил американским гражданам усыновление российских детей. Официально Кремль таким образом отреагировал на жестокое обращение с российскими детьми в американских семьях. В июле 2008 года Дима Яковлев, всего 21 месяца от роду, умер в Вирджинии от жажды, после того как приемный отец забыл ребенка в машине на девять часов.

Давление путем запрета на усыновление

На самом деле Путин наказывал американцев этим законом за санкции, которые Вашингтон объявил в связи со смертью адвоката Сергея Магнитского в российской тюрьме предварительного заключения. Как можно ставить политику выше блага детей, спрашивали себя не только люди, критически относящиеся к Кремлю. Более десяти тысяч человек вышли на демонстрации в Москве. До этого запрета американцы усыновили 60 тысяч детей — больше, чем любая другая страна. Среди усыновленных было много более взрослых и больных детей, у которых в России до сегодняшнего дня почти нет шансов найти новые семьи. Было прекращено 259 дел об усыновлении, начатых еще до запрета. На жалобы родителей никто не ответил.

В одном азиатском кафе в центре Москвы Елена Альшанская быстро прощается со своей дочерью. Руководительница организации «Добровольцы за помощь детям-сиротам» для многих в этих кругах является гуру. Урожденная латышка была советником правительства в качестве представителя гражданского общества, принимала участие в разработке национальной стратегии и закона о реформе детских домов. Хотя Альшанская по-прежнему считает ерундой запрет на усыновление, она знает, что возникшее в результате этого давление на правительство помогло быстрее продвинуть ее планы. «Реформой детских домов сделан первый шаг». Как он будет осуществлен, покажет время. Альшанская знает, что в регионах иногда не хватает желания и еще чаще — денег.

Случаи вроде родителей Михаила стали попадаться немного реже. Управления по делам молодежи стали реже лишать родительских прав, судьи реже принимают решения против родителей. В 2011 году отцы и матери 58 тысяч российских детей были лишены родительских прав. В 2016 году это были уже лишь 40 тысяч. «Изменилось отношение общества», — говорит Альшанская. Теперь она работает над тем, чтобы был изменен закон. Четкие и честные правила должны действовать для всех.

Альшанская критически относится к ставшей между тем массовой передаче детей из детских домов приемным родителям. «Распространился такой энтузиазм по поводу приемных родителей, что почти нет ограничений или контроля», — говорит Альшанская. Главное, чтобы дети больше не сидели в детском доме, — так звучало кредо. Губернаторы соревнуются друг с другом по поводу числа забранных из детских домов детей, причем не всегда в пользу детей.

Согласно новым упрощенным правилам, на опеку может претендовать тот, кто не был судим, способен доказать наличие минимального дохода и пройдет двухмесячный вечерний курс в так называемой Школе для приемных родителей. Также и одиночки могут получить право опеки. «Тогда эти люди имеют право выбрать себе ребенка и забрать его», — говорит Альшанская. «Интересы ребенка при этом не очень учитываются». Действительно ли эти родители годятся, почти не проверяется. И затем часто никто не следит более за сложным процессом привыкания. Иногда потом родители возвращают этих детей назад в детский дом.

Чтобы облегчить передачу детей в семьи, государство создало систему финансовых поощрений. Родители, взявшие детей на воспитание, получают, в отличие от настоящих приемных родителей, содержание, которое варьируется в зависимости от региона, но, по российским понятиям, вполне приличное. Также есть различные льготы для платы за воду, электричество и газ. Некоторые, по крайней мере, на первый взгляд, сделали из этого своего рода бизнес: они берут к себе дюжину детей и фактически открывают у себя дома частный детский дом. Поэтому родительские объединения жалуются на «коммерциализацию родительских прав» и считают, что родные и приемные дети страдают, в отличие от детей, взятых на воспитание.

Несколько печальных скандалов эта новая система уже дала. В начале года во все заголовки СМИ попала одна семья в Москве, которая якобы злоупотребляла своими десятью взятыми на воспитание детьми. Все вернулись назад в детский дом. Также и в других местах были обвинения в злоупотреблении. Чаще всего речь идет о преступном небрежном отношении. Депутат Сергей Бострецов отреагировал на эти дебаты в СМИ и предложил ограничить число детей, взятых на воспитание, тремя. «Дети — это не гуси, которых можно отдавать дюжинами», — сказал Бострецов.

Счастливый случай для всех участников

Алена Чуклина после этих злых заголовков боится отводить кого-нибудь из своих троих взятых на воспитание детей в детский сад или в начальную школу с синяком. «Но я же не могу сделать так, чтобы они не ранились, когда играют». Бухгалтер живет со своей семьей на южной окраине Москвы в высотном доме среди зеленых деревьев.

После рождения их первого сына Арсения почти девять лет назад Чуклина и ее муж долго и напрасно старались завести еще детей. В какой-то момент они подумали о детях-сиротах. Собственно говоря, они хотели взять только одного маленького мальчика, но когда Чуклина на интернет-странице одного управления по делам молодежи под Санкт-Петербургом увидела фото сестер и брата Арины, Ольги и Никиты — сегодня им восемь, шесть и четыре года — то сразу влюбилась в этих детей. «Родной отец этих трех детей — пьяница, мать отдала их в детский дом, сначала на шесть месяцев», — рассказывает Чуклина. Затем мать исчезла. Уже два года дети живут в семье Чуклиной в Москве. В течение первого года оба родителя были дома, теперь Антон Чуклин снова каждый день ездит на работу в инновационный центр Сколково. Его жена оставила свою работу и как профессиональная воспитательница заботится о детях.

Тот, кто не знает, что трое младших не являются родными детьми, никогда бы об этом не подумал. В трехкомнатной квартире все так доверительно обращаются друг с другом, словно так было всегда. Но Чуклина вспоминает сложное привыкание. Дети целых два года провели в детском доме. Прошло несколько недель, прежде чем они привыкли к объятиям. Первоначально супружеская пара хотела усыновить этих детей, чтобы они стали настоящей семьей и перед законом. Но так как их мать до сих пор не найдена, то это было бы сложно. Кроме того, эти трое потеряли бы тогда право на квартиру, которую государство дарит детям из детских домов к совершеннолетию.

Визит к бабушке

У Михаила в Кемерово тоже есть право на такую квартиру, однако этот регион не успевает строить новые жилые дома. Если он получит место в секретных службах, то все равно будет жить в общежитии. Михаил сменил шорты на военную форму. Он играет на трубе в парке вместе с группой детского дома. Даже без надзора директора Орловой парнишка исключительно положительно говорит о своей жизни в доме. Что изменилось за последние годы? «Мы стали больше делать». С некоторых пор по выходным он ездит навещать свою бабушку. Это еще одно новшество руководства детского дома. Все же Михаил хоть немного, но тоже выиграл от реформы.

Анн-Дорит Бой (Ann-Dorit Boy)