Конец 80-х-начало 90-х – это был такой романтический период, когда мы все выходили из тоталитарной клетки. И время было замечательное, потому что государству было не до нас, оно решало другие проблемы. Поэтому мы были максимально свободны. И именно тогда возникли лицеи, гимназии, авторские школы. Зачастую это делалось очень интуитивно: кто как чувствовал, так и создавал.
В чем была особая роль Любови Мироновны? Она практически устанавливала то, чего в России еще не было – науку управления.
Ведь для того чтобы инновации распространялись, нужно было их очень четко проанализировать и «поверить алгебру гармонией».
Поэтому я с удовольствием пересматриваю ее книги о «скучной» науке управления с пиктограммами, графиками, анализом каждого шага и тому подобное. Все это сделано очень скрупулезно, причем с цветными иллюстрациями. Серия написанных ею книг об искусстве управления определила судьбу очень многих школ в России, потому что все хотели как лучше, но не очень знали, как это сделать.
Есть такой замечательный философ, культуролог Леви-Стросс, который написал, что XXI век будет веком гуманитарных наук или его вообще не будет. Понимать это буквально нельзя.
И тут мне на ум приходит пророческое стихотворение Гумилёва: «Словом останавливали солнце, словом разрушали города, а для низких истин были цифры, как домашний подъярёмный скот, потому что все оттенки смысла умное число передаёт». То есть не господство гуманитарных или точных наук, а их разумное сочетание. И тогда возникает гармония. В трудах Любови Мироновны наблюдалась такая гармония между цифрой и гуманитарным, душевным подходом.
Любовь Мироновна часто приглашала меня в педагогически гостиные, которые устраивались в ее гимназии. Теперь это школа, хотя названия для меня совершенно не важны. И не просто школа, а гигантский образовательный комплекс с многочисленными подразделениями.
Я с грустью смотрю на нынешнего директора Анну Белову, которая должна все эти подразделения объезжать, контролировать, управлять ими. Но главное – это содержание образования, а для этого надо посещать уроки. И эти уроки дают возможность думать о том, куда направлять современное образование.
Мы все сегодня занимаемся, на мой взгляд, одним делом, которое очень неполноценно: мы хотим развивать так называемый прагматический интеллект. Действительно, сегодня человек, который не знает хотя бы один иностранный язык, не владеет интернетом, не водит машину – практически инвалид. Мы же хотим воспитать человека умелого и мобильного, но умелый и мобильный подлец опаснее неумелого и необученного. И в этом смысле важно понимать, что, кроме прагматического интеллекта существует нравственный, потому что жизнь познается не только умом, но и сердцем.
Каждый опирается на свой жизненный опыт. Как писал Булат Окуджава, с которым я имел счастье общаться, «и из собственной судьбы я выдергивал по нитке». Я тоже «из собственной судьбы выдергивал по нитке». Моя мама учительница, она пять лет лежала с инсультом в больнице, она не говорила, была бездвижна, но все понимала. Тогда в соседней мужской палате лежал адмирал, герой Советского Союза. Он тоже все понимал, но был обездвижен и не говорил. Его обихаживала очень чуткая медсестра и для того, чтобы ему не было стыдно, она его ширмой закрывала, когда подмывала и выполняла другие гигиенические процедуры. Но как-то она ушла в отпуск, и ей на смену пришла, извините за сленг, хабалка. И очень скоро он умер. Потому что убить можно и словом тоже. Так вот, та чуткая медсестра для меня стоит не меньше, чем академики и медийные фигуры.
Потому что чувство толерантности, великодушия, эмпатии, умение чужую боль почувствовать как свою – дорогого стоят. А мы этим почти не занимаемся. Это плохо. Хотя это в традициях российской педагогики.
Вот был такой Тихомировский букварик. Он выдержал 147 изданий до революции. Для церковно-приходских школ с двухклассным образованием. В деревнях они везде были в дореволюционной России.
Там один раздел был посвящен русскому языку, другой – арифметика, а третий назывался «Несчастье, бедность, помощь». И в качестве эпиграфа подраздела была библейская истина: «Не надо ходить в дом радости, там без тебя хорошо. Иди в дом плача». И там было стихотворение Плещеева: «Есть на свете много бедных и сирот. У одних могила рано мать взяла; у других нет в зиму теплого угла. Если приведется встретить вам таких, вы, как братьев, детки, приголубьте их».
И опять я привожу конкретный пример. Лет 20 назад у меня случилась беда в школе: погиб мальчик– второклассник. Школа была ни в чём не виновата – он перебегал Ленинский проспект, и его задавила машина. Но у меня был родственник, и я попросил его подвезти гроб в школу, чтобы второклассники положили цветочек и попрощались со своим товарищем. Я понимал, что это может вызвать неоднозначную реакцию, и принял соломоново решение: если кто-то из родителей считает, что это ранит ребенка, то можно его в школу не приводить. 87% привели детей в школу, и они положили цветок в память о своем однокласснике.
Вы знаете, это было очень важно особенно сегодня, когда ребята увлекаются компьютерными играми– стрелялками, где у каждого по несколько жизней. А когда они в реальной жизни видят мёртвого ровесника, это уже не игрушка, это уже не интернет.
Поэтому смерть – такая же часть жизни, как и всё остальное. И в этом смысле дети тоже должны с этим соприкоснуться. Но надо делать это деликатно. Вот если бы сегодня подобная история произошла, я думаю, что единицы привели бы своих детей в школу. Потому что сейчас другой тренд: «Живи на яркой стороне. Возьми от жизни все. Делай карьеру».
Вот эту нравственную сторону воспитания мы сегодня упускаем.
А Любовь Мироновна, решая управленческие проблемы и создавая гимназию, эти вещи не упускала, потому что она была и остается цельной личностью, педагогом и директором в одном лице.
Директор – это первый педагог. Он не должен забывать, во имя чего мы работаем, а мы работаем во имя детей. Все остальное – гранты, премии, победы на Олимпиадах – это уже вторично.
