Сергей Михайлович Гениуш, его педагог по инструменту, был еще студентом консерватории, когда узнал о проблеме талантливейшего студента Саратовского музыкального училища Щетинина, который часами, рьяно занимаясь на баяне, переиграл руку. Вы же знаете, как во всем он был одержим! Мы сразу вместе, Сергей и я (Алла Борисовна Гениуш, жена Сергея), поспешили ему на помощь, так как эта проблема была нам знакома – сами страдали от этого и знали, что этот процесс требует времени. Понимая, что в одночасье работу перетруженных сорванных мышц не восстановить, мы устроили Мишу в военный оркестр. Об этом периоде, как и вообще о каких-то срывах и неудачах, он вспоминать не любил и говорил неохотно. Очень много читал и всегда думал о глобальных проблемах мира. Уже тогда он был максималистом – штудировал теорию марксизма-ленинизма, знал цитаты, приводя нас в шок и ступор. И лишь со временем нам удалось научиться переводить его сильную линию в музыкальное русло, так как Сергей был настолько же сильным музыкантом, участником конкурсов исполнителей мирового уровня. Но и он после тех самых дискуссий с Мишей отклонил предложение стать солистом филармонии и углубился в вузовскую музыкально-педагогическую деятельность. Туда же вскоре пришла на работу и я, и тогда же к нам поступил учиться и Миша.
Таких, как он, мы называли пахарями. Вспашка его была глубокой. Он был идеальным одержимым студентом, и только мы, зная его индивидуальные особенности, могли вести его персональную линию обучения, создать подходящие его мятущейся душе условия творчества и работы – Сергей Михайлович вел индивидуальный баян, ансамбль, оркестр и освоение методик по этим дисциплинам, а в русле моей специальности было индивидуальное дирижирование, работа с хором и вокальным ансамблем, хоровая литература и многое другое.
Поскольку он имел тогда опыт педагогической работы в музыкальной школе Кизляра, в то время его заинтересовали животрепещущие проблемы обучения, педагогики в целом и музыкальной в частности, и мы стали свидетелями его педагогического становления, которое привело к его новаторским прорывам и переосмыслению педагогических процессов советского периода. Его исследования психологии и физиологии, процесса познания, умственной активности, периодики активного восприятия информации детей школьного возраста бесценны.
Мы дискутировали повсеместно и постоянно, искали выход из тупиковых ситуаций, в чем-то удавалось прийти к консенсусу, что-то спорное оставляли открытым, и это всегда было остро, но созидательно, результативно, споры с ним были удовольствием, и мы как истинные друзья даже в таких ситуациях восхищались его весомыми аргументами и приводимыми им фактическими доводами. Ум, Душа, Воля, Сердце...
Представьте, каково было нам, профессионалам-музыкантам, с Мишей! Мы вместе в этом росли. И впоследствии, когда мы пересекались на научных конференциях и симпозиумах, участвуя в прениях и подведении итогов, приходили в общему!
Как же мы всегда им любовались! Статный, высокий, с пушистой шевелюрой, живыми, открытыми и слегка озорными светящимися глазами, большими руками и крепкими ладонями с крупными пальцами. Через его руки я никогда не забуду Мишу на Волге, наши рыбалки, ночевки в палатках и там же подготовку к экзаменам – прямо в воде на закатах ловили ощущение дирижерского жеста! Он поймал его тогда на глубине, дирижируя хором из «Хованщины» Мусоргского («Батя-Батя»), чувствуя сопротивление воды. Во всем он чувствовал вкус жизни. А как с ним было на концертах классической музыки и в оперном театре! Как крепко его руки сжимали клавир оперы, партитуры по которой мы следили за всем сценическим действом... Он не мог быть нигде не заметным!
Мы счастливы, что знали его большую часть нашей жизни. Этого Человека, опередившего время. Сколько было трудностей, но его путь был праведным! И сколько у него достойных последователей, которые выросли на системе Щетинина! Миша, Михаил Петрович, гордимся тобой!
Светлая память!
Алла Борисовна
и Сергей Михайлович Гениуш
